Как болезни по свету пошли

Не было когда-то на свете никаких болезней. Люди умирали или от старости, или от вражьего ятагана, или из-за какого-нибудь несчастного случая: ну, скажем, кони испугаются, опрокинут телегу в глубокий ров, или деревенский бык пырнёт кого-нибудь рогами.

Жили в то время в одном городе две старые девы. Не смогли они во время выйти замуж, потому что были очень бедные. А обеднели они из-за своей лени да прожорливости. В один прекрасный день, испугавшись голодной cмepти, одна сестра сказала другой:

— Давай-ка, сестрица, оборотимся в лихорадку. Пойдём людей лихорадить и снова будем есть вкусно и досыта. Ведь когда человеку станет худо, и он сляжет, его близкие готовят ему самые лучшие кушанья, подносят всякие напитки, сладости — лишь бы ему только полегчало.

— Хорошо! — согласилась другая. — Только ты мне скажи, какие бывают лихорадки, а то я ведь и не знаю?

— Когда усталый человек напьётся холодной воды́, наестся неспелых слив, или другой зелёни, съест кусок испорченного мяса, мы влезем ему прямо в сердце и начнём его трясти: в самую нестерпимую жару мы дохнем на него таким холодом, что у него зуб на зуб не попадёт, а в самый лютый мороз мы его бросим в такой жар, что он весь покроется испариной, как в бане. Он будет мучиться от лихорадки, а мы заживём себе по-царски. Ну, ступай следом за мной! Как только выйдем на улицу, так и набросимся на первых встречных.

Сказано-сделано! Сели они на лавку у воро́т и стали ждать. Через некоторое время на улице показалось двое: один из них был богатый купец, другой — бедный мельник. Подкрались к ним лентяйки и тихонько пробрались в их сердца: первая — к купцу, вторая — к мельнику. Стали они их трясти. Тpaк-тpaк! — стучит зубами первый. Тpaк, тpaк-тpaк! — вторит ему другой. Стуча зубами и кашляя, они едва добрались домой.

Тут же в доме богача все забегали, засуетились, постлали ему мягкий тюфяк, чистые простыни, подложили ему под голову пуховую подушку, накрыли его шёлковым одеялом; стали его расспрашивать, что дать ему попить, чтобы он согрелся.

Узнали родня и приятели купца, что он занемог и пришли его навестить. Один подаёт ему баклажку с крепкой сливовицей, другой — трёхлетнее красное вино, третий — свиную домашнюю колбасу, четвёртый — пирог из муки, просеянной через шёлковое сито, пятый — повидло, яблоки золотой налив и всяческие сладости. Каждый принёс самое лучшее из того, что у него было — ведь никому не хотелось ударить лицом в грязь. А родни и приятелей, которые почитали и уважали купца ради его богатства, было у него много. Увидев, как дрожит бедняга и щёлкает зубами, все его очень пожалели — ведь никто из них до сих пор ещё не видел, как трясёт лихорадка. За время болезни близкие и родные нанесли купцу столько гостинцев — хоть бакалейную лавку открывай.

А лихорадка смотрела на вкусные угощения и облизывалась. Потрясёт, потрясёт больного, а пото́м ненадолго оставит в покое — передышку ему даёт. А как только его переставало знобить, он чувствовал облегчение и становился таким ненасытным, что все вокруг диву давались, куда только вмещается вся эта еда и пить. А это лихорадка, что сидела в нём, всё поедала и выпивала. Чего только она ни пожелает — всё ей несут. Проклятая лихорадка ест, пьёт, да спит, а у богатого только живот раздувается, да так, что ему лень встать. Потому что лентяйку-лихорадку всё ко сну клонит, разленилась она теперь ещё больше, чем раньше, когда ещё лихорадкой не была, ведь тогда ей не приходилось так вкусно есть и пить, а такие мягкие тюфяки ей даже и не снились.

А хозяйка знай себе расталкивает своего больного мужа и приговаривает:

— Проснись, хозяин, проснись! Я принесла тебе водицы, чтобы ты умылся. Встань, походи маленько по двору, подыши свежим воздухом, может тебе и станет лучше! Залежался ты муженёк, вот уже́ скоро станет три года. Днём и ночью спишь, больше всех нас ешь, а ничего тебе впрок не идёт. Только живот раздулся, словно бочка, а шея вытянулась, как шест.

— Ох, милая жёнушка, — еле-еле проговорил больной, — какой слепой не хочет прозреть! Я и хотел бы встать да походить, только вот одурманила меня эта проклятая болезнь — всё ко сну клонит. А как только я высплюсь, проклятая снова хватает меня за шиворот и треплет, как собака требуху. А когда ей это надоедает и она оставляет меня в покое, я испытываю такой голод, словно внутри у меня завелся ненасытный змей, и я ем, ем, но чем больше ем, тем тяжёлее мне становится, дремота меня одолевает, и я забываюсь и уже́ не помню, кто я и где я. Поэтому, женушка, мне и не в мочь подняться с постели.

— Что же нам делать, муженёк, как нам тебя поставить на ноги? Триста лекарей мы звали, но никто тебе не помог. Позволь мне поискать какую-нибудь мудрую ворожею, может она тебе поможет.

— Поищи, жёнушка! Созови гадалок, ворожей, знахарок, дервишей, попов! Всех зови, только вылечи меня.

Собралась женщина и пошла к одной бедной старушке, знаменитой знахарке. Рассказала ей о страданиях своего мужа и привела к себе домой. Посмотрела старушка больного, расспросила, что у него болит, что он ест и пьёт, а пото́м сказала:

— Берусь я тебе помочь, если только ты будешь меня слушаться и делать всё, что я скажу. А главное — надо будет терпеть!

— Ох, бабушка, — простонал больной, — всё вытерплю, буду слушаться и делать всё, что ты скажешь, только избавь меня от этих страданий.

— Не беспокойся, сынок! Если ты будешь меня слушаться, я за три дня поставлю тебя на ноги, — сказала старушка и ушла.

Вернувшись домой, старушка нарвала у плетня пучок полыни, сварила отвар и отнесла больному. Дала она ему выпить натощак полный стакан отвара. От горького снодобья у больного чуть глаза́ на лоб не полезли.

— Ох, милая бабушка! — заохал он. — Что это за зелье, такое?

— Не бойся, сынок, потёрпи! — ответила старушка. — Эта лихорадка, что впилась в твоё сердце, не отпустит тебя, пока ты ешь только сладкое и вкусное. Ты должен есть горькое и невкусное, чтобы её прогнать. И хватит тебе нежиться в мягкой постели, ляг-ка лучше на голую рогожку, положи камень под голову и ещё два дня ничего в рот не бери, кроме моего отвара, и ты увидишь, как убежит от тебя эта проклятая лихорадка.

Больной её послушал: три дня ничего не ел, только полынь-воду пил. На четвёртый день старушка пришла его проведать. Больной лежал на рогожке во дворе на самом солнцепеке и крепко спал.

Старушка так тихонько подошла к нему, что он даже не проснулся, взяла ведро с водой, стоявшее неподалеку, и облила больного. Вскочил купец на ноги бодро, как в былые времена.

— Ой, бабушка! — закричал он. — Зачем ты меня испугала, облила холодной водой?

А лихорадка перепугалась ещё больше купца, выскочила из него и забралась к старушке.

«Погоди же ты, старая карга, — подумала лихорадка, — вот я тебя потрясу за то, что ты лишила меня спокойствия и довольства. Ведь до сих пор я жила, как царица. Уж не дьявол ли надоумил тебя держать меня три дня голодной и поить этой горечью, от которой я прогоркла на всю жизнь, да ещё и холодной водой меня облила?»

Богатый купец тут же выздоровел и повеселел.

— Желаю тебе, бабушка, долгих лет! — сказал он и щедро её одарил.

Старушка спрятала деньги и пошла себе домой, но по дороге вдруг почувствовала, что её начинает знобить. Едва-едва она дотащила свои старые кости до дому. Легла на земляной пол у очага, покорчилась, поежилась от озноба, пощёлкала двумя оставшимся впереди зубами, поднялась с трудом и выпила большую чашку полынь-воды́; передохнула немножко и выпила ещё одну чашку.

Поняла лихорадка, что старушка будет лить чашку за чашкой эту горечь и не ляжет в мягкую постель. Разозлилась она и побежала искать какого-нибудь богача.

Но теперь, стоило только лихорадке привязаться к кому-нибудь, как тут же звали старую знахарку, которая прославилась на весь город. Она давала больному выпить полынь-воду и прогоняла болезнь. Не могла уже́ лихорадка жить по-царски, как жила три года подряд у больного купца.

Убедившись, что старушка не оставит её в покое, надумала она перебраться в другое место, где люди ещё не знали, как от неё избавиться. Собралась лихорадка в путь. Вышла она из го́рода и видит: впереди идёт её сестрица — вторая лихорадка. И она тоже решила бежать из этих мест.

— День добрый, сестрица, — крикнула лихорадка.

— Подожди меня, пойдём вместе! Поздоровались они, обнялись, стали рассказывать друг другу про своё житьё-бытьё.

Рассказала первая, как привольно ей жилось у богатого купца, обо всех своих бедах и невзгодах, что накликала на неё знахарка, поведала, а затем спросила сестру, как жилось ей у мельника и в других местах.

— Уж и не спрашивай, сестрица! — стала жаловаться та. — Не повезло мне. Стала я лихорадить мельника, а он пошёл на мельницу, взял деревянную ступку, истолок в ней чеснок, залил его ускусом и одним духом выпил всю эту бурду. Чуть не отравил меня, чтоб ему пусто было! Мало того, когда я его бросила в жар, он разделся и бултыхнулся в ледяную запруду. Окоченела я совсем, тут бы мне и каюк, если бы я не убежала. Ушла я от него и забралась к одной богачке. Три года я её лихорадила, вдоволь вкуснёнького наелась-напилась. Но житья для нас больше нет в этом городе: откуда ни возьмись — появилась проклятая знахарка, всё по пятам моим ходит. Как только заживу я где-нибудь припеваючи, сразу зовут её. Вместо вкусного кушанья, она даёт пить горькое зелье, отравившее мне всю жизнь. Не выдержала я и решила бежать из го́рода.

— И я, сестричка, бегу от этой проклятой старухи. Пойду куда глаза́ глядят, где не водятся такие ведьмы.

— Знаешь, сестричка, что я тебе скажу?

Раз уж решили мы с тобой бежать из го́рода, то нам не сто́ит расставаться: поймаем кого-нибудь и будем его лихорадить вдвоём. Только давай выберём кого-нибудь по богаче, чтобы пожить в своё удовольствие, пока нам не надоест.

— Твоя правда, сестричка, — согласилась первая лентяйка, — плохо жить у бедняка: заморишь его холодом, а он как схватит топор — только щепки летят во все стороны, а он знай себе, рубит без устали, пока не прошибёт его пот, а уж мне тогда совсем плохо приходится.

— А когда бросаешь бедняка в жар, — прервала её вторая, — бултыхнётся он в ледяную воду, как мой мельник, а ты околевай от холода.

— Ой, сестричка, другое я хотела тебе сказать...

— Скажи, скажи, что придумала твоя умная головушка!

— Давай-ка поживём некоторое время так, как мы жили, — предложила первая умница, — а пото́м возьмём, да выйдем замуж, народим ребятишек и обучим их нашему ремеслу. Им будет хорошо, а люди пускай себе мучаются.

— Хорошо ты придумала, сестрица! Дай бог тебе здоровья и радости. Только пусть хранит нас господь от горькой полыни и ледяной воды́.

С такими мыслями отправились две негодницы в другой город, где люди ещё не знали лихорадки. Пока они научились, как её прогонять, прошло немало времени и сестрицы хорошо попировали. А пото́м они нашли двух болванов и женили их на себе. Народили сестрицы кучу детей — и девочек, и мальчиков, и от них расползлись всякие болезни по всей земле. Были эти болезни самые разные, как различны и люди: от одних бросало в холод, от других — в жар; от одних лихорадило каждый день, от других — через день или через два; от одних люди заболевали желтухой, от других — кашляли. и ещё много-много других страданий принесли они людям. Болезни мужского рода — это бешенство, цынга, сердечный недуг. Как привяжутся к кому-нибудь — или скорёхонько на тот свет отправят или быстро оставят его, потому что мужчины очень нетерпеливы. А от болезней женского рода люди умирали нескоро и нечасто, потому что женщине не под силу одолеть мужчину, но зато как вцепится такая болезнь, то долго держит в своей власти,и несчастный живёт себе годами, ни здоров ни болен.

Вот так пошли болезни по людям и мучают их до сих пор.